– Ты, почему не спишь?
– Отгадай с трех раз, – улыбнувшись, отвечала жена мужу. А у мужа одно на уме – её здоровье.
– Плохо себя чувствуешь?
– Я всегда себя плохо чувствую, когда тебя долго нет. Разве это тебе не известно, – Ольга обняла мужа.
А она, кажется, пополнела. Не веря своим ощущениям, думает Виктор.
– Должна бы привыкнуть. Ты на весы давно вставала?
– Опять он за свое. Ты готов взвешивать меня, как порося на откорм, – Оля отодвинулась.
Виктор не стал настаивать. Ночь все-таки за окнами.
– Чаю хочу, – сказал он.
– В ресторане не могли напоить, – притворно сердится жена и идет на кухню готовить чай мужу. Не принято перечить мужчине. Ольга мудрая женщина, она не станет спорить с мужем по мелочам.
То ли за поздним ужином, то ли за ранним завтраком у Виктора с Ольгой состоялся такой разговор.
– Проводил в большую жизнь питомцев? – спросила жена без иронии.
– Они не космонавты, а я не земля, – Виктор подумал, что Ольга намекает на песню.
– Ты не в духах, – обиделась Оля.
– Прости. Немного устал. Парни взрослые. Они же уже рабочий класс. А еще выпили.
– Тебя посадят за растление малолетних.
– Они сами кого хочешь растлеют.
– Как-то нескладно звучит, – замечает Ольга и подливает горячего чая мужу.
– Сам чувствую.
– Интересно, какая ждет их каждого жизнь? Кем станут?
– Мне тоже интересно. Но поговорим о нас. Дочку я определил на две смены в пионерский лагерь. Лагерь хороший. От УВД города.
– Милицейский что ли? – настороженно спрашивает Ольга.
– Ты милиции боишься? Зато порядок обеспечен. Нам с тобой надо подумать об отпуске. Предлагаю на три недели поехать в Крым. Море, воздух, фрукты.
– Море и воздух? С этим согласна, а что касается фруктов, то там они дороже, чем тут. Курорт. Понимать надо. В Крыму пляж песочный. Я люблю гальку. Поехали в Абхазию. Там все дешевле.
Откуда жене это известно? Задается муж вопросом и получает ответ.
– Не ты один думаешь об отпуске. Я кое-кого пораспрашивала. Советуют ехать в Гагры.
В согласии об отпуске супруги отошли ко сну.
Завтра четвертое июня. Виктору Ивановичу осталось доделать в школе кое-какие дела, и он свободен. Жене отпуск «подписали» с середины месяца, с двенадцатого июня.
– Ты проводишь Аню в лагерь? У меня на работе запарка. Начальство гонит. Все рвется получить переходящее Красное Знамя. И нам премии.
– Соберешь ты. Провожу я, – согласие в семье майора в запасе товарища Прозорова.
Две недели писал разные бумаги Виктор. Две недели жена его Ольга трудилась в поте лица, стремясь перевыполнить план по выпуску «специзделий». В переводе на нормальный язык, авиационных прицелов. Дочка пребывала в летнем городском лагере.
Примета времени. Летние лагеря отдыха для детей, оставшихся в городе.
Обычно мы с матерью на два месяца уезжали в деревню к матери сослуживца отца.
На этот раз я поеду один.
– В былые времена дети дворян лето проводили в поместье. Общались с деревенскими ребятами. Приучались к крестьянскому труду. У нас с матерью поместья нет. Но есть Прасковья Павловна и её подворье. Она тебя научит работать по-настоящему. Потому что нет ничего благороднее, чем труд на земле. А то в городе развелось тунеядцев, – так наставлял меня отец перед тем, как посадить в междугородный автобус сообщением Ленинград-Псков.
Запомнил, с каким сарказмом мама заметила: «Ты еще ребенку напомни об Указе Президиума Верховного Совета РСФСР о борьбе с «паразитическими элементами».
Я еду в автобусе один! Мало ли что, папа напутствовал меня строгими наказами и попросил какую-то тетку не спускать с меня глаз. Я один! И тем я горд!
В Пскове меня встречает мать сослуживца отца. Я представлял её злой старухой. А встретила меня женщина не на много старше мамы, и одета она была по-городскому. Одно отличало её от городских модниц – на ногах резиновые сапоги.
До деревни едем на грузовике. Прасковья Павловна пытается посадить меня в кабину. Я против: «Что я маленький? Не выпаду». Детская самонадеянность.
Первые километров пять мы едем по асфальтированному шоссе. Но вот машина сворачивает на проселочную дорогу. По обе стороны лес. Настоящая чаща. Мое воображение рисует страшные картины. Позже Прасковья Павловна мне расскажет, сколько ребят, да и взрослых погибли или были искалечены «следами войны». Лес был нашпигован минами и не разорвавшимися снарядами. Мужики пытались выплавить взрывчатку. Для рыбалки. И часто становились инвалидами. А то и погибали.
Меня подбрасывает как мешок. Зубы лязгают.
– Что, милок, растрясло? Пойдешь в кабину? – смеется тетка. Сама-то она плотно сидит на запасном колесе. С её килограммами ухабы не страшны. Я гордый: «Еще чего?»
Так и доехали. Зубы я сохранил. Но и сохранил в памяти на всю жизнь эту дорогу. Пойдут года, и я с милой усмешкой буду вспоминать то лето. Дорогу по лесу. Избу тети Прасковьи. Наши с ней походы на луг на дневную дойку коровы Звездочка. Баню по-черному. Как я был удивлен тому, что черные от сажи стены не мажутся. Секрет прост. В огонь крестьяне бросали яичную скорлупу. Вот вам и казеиновая темпера. Приобщился я четырнадцатый мальчишка к самогоноваренью. Там, за околицей у старой весовой меня впервые поцеловала девочка. Деревенская девочка. Как она пахла! Осенью того же года я целовался с городской девочкой. Чем только от неё не пахло. Но не было в её поцелуе той свежести. Не было запаха молока и луговых трав.
Это была единственная поездка в деревню. Моя первая и последняя крестьянская практика. Я научился косить, стоговать. Я ловко запрягал лошадь.
Все это мне пригодилось, когда после первого курса нас направили «на картошку». Все гнули спины на поле. Я косил овес с викою. Позже уже в утренних туманах вывозил ту самую картошку в картофелехранилище. Хватало сил одному забрасывать двуручные корзины на повозку, а потом перетаскивать их в хранилище, утопленное в землю на полтора метра.
Один раз мне пришлось две недели ходить в городской лагерь отдыха для детей. И, представьте себе, о нем у меня самые лучшие воспоминания.
Сейчас те, кто горазд, поносить советскую власть, слыша мои отзывы об этих лагерях, озлобленно реагируют: «детские городские концлагеря». Бог им судья.
У каждого своя память, но приметы времени они объективны. Другое дело как их трактовать.
Отпуск Виктора Ивановича и его жены Ольги
– Я буду волноваться. Как там дочка? – начала разговор Ольга, как только они устроились в купе поезда.
– Нет причин для волнения, дорогая. Забыла, в каком лагере Света?
– Не забыла. Моя милиция меня бережет.
Слушавшая разговор соседка по купе насторожилась. Её сын пять лет проел в лагере. Не пионерском. Она тишком ощупала зашитые в пояс юбки деньги.
– Я лично говорил с начальником лагеря. Он обещал осуществлять над Светой особый надзор.
«Точно! Их дочь убийца», – трясется соседка, – «Яблоко от яблони не далеко».
Соседка порывается покинуть купе, но заглядывает проводник.
– Билетики, пожалуйста, и за белье денежки прошу.
«Попросить её поменяться с кем-нибудь?».
– Товарищ, – обращается к соседке проводник, – у меня супружеская пара в разных купе. Вы не согласились бы прейти в другое купе. А тут две пары как раз поедут.
Соседка подхватила свой чемодан, откуда столько прыти, и вышла из купе за проводником.
Виктор услышал, как она шептала проводнику: «Подозрительные они. У них дочь в лагере». Но что проводник женщина отвечала.
– И у меня дочь в лагере. Наверное, они захотели побыть одни. Дело-то молодое.
Пара, переместившаяся оказалась настолько компанейской, что поезд не успел еще покинуть пределы Ленинградской области, а они уже устроили пир.
Время подходило к ночи, когда Паша и Саша, наконец, решили улечься спать.
– В коридор выходят мальчики, – командует Саша.
Мужчины прошли в тамбур. Покурить. Паша под действием алкоголя разговорился.
– Мы с Сашей поженились три месяца назад. Работаем вместе. Я её раньше не замечал. А когда она выдала такое, я стал приглядываться к ней. Я токарь. Она работает на фрезерном станке. Кстати она одна у нас в бригаде. Девушки у нас в основном работают на револьверных станках.
Виктор слушает попутчика, а сам соображает, до какого числа они с Олей смогут пробыть на море. И дело не в том, что они не Рокфеллеры. Дело в том, на сколько хватит шариков.
Если бы Виктор Иванович более внимательно слушал Павла, то он бы узнал, что такое учудила Александра. А «учудила» Александра рациональное предложение. Да, такое, что поначалу БРИЗ ни за что не хотел признавать его таковым. Что такого особенного – приделала маленькое зеркальце позади самой фрезы. Это резко сократило то время, что фрезеровщик тратил на контроль над точностью изготовления детали. Секунды сэкономишь на детали, а за смену минуты. Минуты, это перевыполнение плана. Перевыполнение плана, это звание ударника труда, почет и уважение. И премии, естественно. Примета времени.
